На краю причала. МЕРА

 Ты ушла, неземная. И осень 
Подожгла в черном небе звезду. 
И ударилось яблоко оземь 
В одиноком и гулком саду.
Закричало встревоженно эхо,
Разомкнулся невидимый круг.
Отрезвевший от горького смеха, 
Я лицом повернулся на звук...

Не знаю, когда и при каких обстоятельствах были написаны эти строчки, но и через много лет стихи моего давнего друга Виктора Ксенофонтова вызывают во мне ностальгию по утраченному времени. В нём тоже были сад и эхо, потеря и разомкнутый круг, и звезда в чёрном небе висела над моей головой, уже готовая сорваться…

Вот в этом-то и состоит истинное предназначение поэта — передать свои чувства так сильно, глубоко и полно, чтобы они стали достоянием других людей.

Любовь, смерть, искусство — вечные темы для поэта. Не обошёл их в своём творчестве и мой друг. В его стихах нет взрывных эпитетов и усложнённых поэтических конструкций. Напротив, в них всё осязаемое и живое, наверняка знакомое каждому из нас. Это ссоры и примирения с любимой, ночное одиночество и зимние дороги, мечты о будущем и воспоминания из детства… Вдохновение бралось непосредственно из самой жизни, чудесным образом превращалось в пронзительные поэтические строки — и возвращалось в жизнь.

Мы познакомились с Виктором в Москве, вместе работали в Тюмени, довелось нам дружить и «на самом краешке страны» — в Корсакове, Холмске, Южно-Сахалинске. Виктор успел испробовать себя в нескольких профессиях: был радистом на рыболовецком судне, техником в леспромхозе, журналистом. Но всегда и везде он оставался, прежде всего, поэтом.

В начале 70-х годов прошлого века, отслужив в армии, Виктор поступил в Дальневосточный государственный университет на факультет журналистики. Тогда же он начал писать стихи и даже помаленьку публиковаться в краевой молодёжной газете «Тихоокеанский комсомолец». Однако перспектива стать дипломированной «акулой пера» моего друга так и не вдохновила. Промаявшись три семестра на скамье журфака, Виктор уехал в Москву и поступил в Литературный институт им. А.М. Горького. Руководителями семинаров, где ему довелось учиться, были известные в своё время поэты Сергей Смирнов, Сергей Поделков, Лариса Васильева.

Говорят, что Литературный институт не учит писать, и это абсолютная правда. Он даёт гораздо большее — возможность общения с признанными поэтами и творчески одарёнными сокурсниками. От семинара к семинару стихи Виктора становились всё твёрже, уверенней, обретали ясность и глубину.

Поэт трагически ушел из жизни в мае 1991 года, не дожив и до сорока. Благодаря поддержке тогдашнего директора Сахалинского книжного издательства Олега Кузнецова и редактора Александра Смирнова, подготовленный мною сборник Виктора Ксенофонтова «На краю причала» увидел свет…

Издательство «Русский Остров» (Приморский край) готовится выпустить антологию «100 лет поэзии Владивостока». Уникальное издание представит биографические материалы и стихи поэтов, чьи жизнь и творчество так или иначе были связаны с крупнейшим российским городом-портом на Дальнем Востоке. Войдут в антологию и стихи Виктора Ксенофонтова.

— Многие родились и жили в нашем городе, кто-то приезжал сюда на учёбу, а кому-то довелось работать или служить во Владивостоке, — отмечает директор издательства «Русский Остров» Александр Яковец. — Людей самых разных профессий и судеб Владивосток объединял территориально, духовно же они ощущали своё единство во многом благодаря поэзии. Мы не делим поэтов по степени известности или количеству изданных произведений. Мы показываем литературный Владивосток в его исторической перспективе и публикуем стихи поэтов разных поколений, — и тех, кто начинал издаваться ещё до революции 1917 года, и наших современников.

Виктор КСЕНОФОНТОВ

Из сборника стихов «НА КРАЮ ПРИЧАЛА»

* * *

Шёл и шёл пароход по Волге,

И на нём я куда-то плыл.

Были люди, и были волны,

Да и сам я, наверно, был.

Шёл по палубе, настежь ворот

У рубашки, а на воде

Отражением был я вогнут

И смеялся такой беде.

И черпал сам себя я горстью.

Под ногами скрипел причал…

Был я молод и шёл не горбясь,

И никто меня не встречал.

* * *

Я пойман объективом в детстве –

В минувшем времени стою, –

Такой, что даже, приглядевшись,

В себе – себя не узнаю.

Любительский обычный снимок,

Жизнь, пожелтевшая с краев…

Годами детскими своими

Впечатан крепко я в нее!

Теперь припомни-ка, попробуй

Что думать мог он о себе,

Тот мальчик, вскинув подбородок,

В нарядной, уличной толпе?..

* * *

На самом краешке страны

Под вьюгу пляшет дом дощатый.

На окна с южной стороны

Ползет сугроб шероховатый…

Уходит год шестидесятый!

Хрипит приемник о Москве.

В квартире, как в пустой ракушке:

Двенадцать баллов в голове

И чьи-то стоны лезут в уши.

А на столе лежит букварь,

Там между строк – снежок колючий…

Определит судьбу, как встарь,

Подстерегающий всех случай!..

* * *

Со мной подсолнух рядом, в детстве,

Глядит на солнце день-деньской…

Ему, видать, пролезть не терпится

В забор с оторванной доской.

Куда-нибудь подальше б, за город…

Со всеми чтоб, не одному!

Там свежей влагой дышат заводи

И солнца – досыта ему.

Ему бы жизнь такую – вольную!..

А здесь, когда придет черед,

Хозяйка, жизнью недовольная,

Возьмет – и голову свернет.

Не тешат мысли невеселые…

Лишь, сбившаяся с полпути,

На пламя пыльное подсолнуха

Через забор пчела летит.

* * *

Бревно к бревну – и вырос дом,

И в землю врос в земле неблизкой.

Мы там с Сережкой Чевгуном

Глушили спирт в глуши сибирской.

Он мне – не друг, скорее – брат…

Глядит он, веря в неизбежность,

И Чевгуна чугунный взгляд

В моей душе прессует нежность.

К чему? Ко всем и ко всему…

Когда черствее хлеба люди,

Вдвоем – уже не одному

Пить спирт в бревенчатом уюте!

Там звезды не смыкали глаз,

И печь разбрасывала искры…

Я это помню как сейчас:

Нас двое там, в глуши сибирской…

* * *

Где переходит в юность детство,

На черно-белом берегу

В груди ломает ребра сердце –

Я на свидание бегу.

На перевернутую шлюпку

Два крепких яблока кладу

И девочку в короткой юбке

К воде простуженной веду…

Мы с ней – совсем еще невольно –

Плеча касаемся плечом,

Нам и немногого довольно,

И никуда мы не уйдем.

Перехлестнулись наши пальцы,

Я их распутать не могу…

Я до сих пор еще остался

На черно-белом берегу…

* * *

Прибегала ко мне налегке

И распахивала ресницы,

И летели по ситцу птицы,

Замирающие в руке.

И не надо нам было штор,

И в раскрытые настежь окна

Двенадцатибалльным оком

Мог бы даже заглядывать шторм.

А по городу шла гроза!

И при вспышках малиновых молний

Расставаясь, мне было больно

Целовать два огня в глазах…

* * *

Не удержавшись в тесных берегах,

В мои ладони море опустилось.

Соленой искрой море на руках.

Как чья-то жизнь, которую штормило.

Свое тепло я морю отдаю,

Согреть его по глупости желаю,

Но что я лишний здесь – не сознаю,

И в чем виновен я – не понимаю.

Не хочет море на руках лежать,

Сквозь пальцы убегает от покоя.

Шаги, как шелк, по берегу шуршат.

Уходим мы от берега с тобою…

* * *

Ты ушла, неземная. И осень

подожгла в черном небе звезду.

И ударилось яблоко оземь

В одиноком и гулком саду.

Закричало встревоженно эхо,

Разомкнулся невидимый круг.

Отрезвевший от горького смеха,

Я лицом повернулся на звук:

Вольный ветер обшаривал сопки.

Но звезду не заметил вдали.

И металось по небу солнце –

На другой стороне Земли…

* * *

Бессонница во мне, как черт в чертополохе,

снует туда-сюда челночною строкой.

Не думая о том, что без любимой – плохо,

я все-таки боюсь всю жизнь прожить не с той.

Бессонница ко мне приходит ниоткуда

И тянет за собой, уводит в никуда,

как будничная ложь, как праздничное чудо,

как то, что не дает уснуть мне навсегда…

* * *

В толпе торопливо простимся,

Где тесно друг друга обнять…

Кому доказать мы стремимся,

Что можем любимых понять ?

А впрочем, веревочке – виться,

И песенка спета не вся,

Пока еще можно влюбиться,

Пусть даже ей верить нельзя!

* * *

Рванешься к поезду, как выстрел,

И сквозь земную круговерть

Летишь, на поручнях повиснув,

Быть может – в жизнь, быть может – в смерть.

Об облака подножка трется

И месяц сдвинут набекрень…

И неизвестно, где придется

Тебе закончить этот день.

* * *

Обмякли ветра, и запела вода!

Апрельское солнце, подтаяв, как льдина,

уже напророчило, где и когда

накормит прожорливых чаек путина.

От моря (вокруг ведь!) я не отвернусь,

но все-таки, прошлое, ты – не из лучших…

Привычной морзянкою не отзовусь,

как прежде, на голос заводов плавучих.

Нет, не прерывалась та связь ни на миг:

я сам оборвал ее… Так получилось!

Я в жизни и в помыслах шел напрямик

И не виноват, что дорога ветвилась…

* * *

У солнца лицо загорелое.

Веснушкам так горячо!

Полшара земного греют,

И столько же могут еще.

А ты захотел – все разом,

Себе одному, навсегда.

А это уже – не радость,

А это уже – беда…

* * *

У камней преткновенья

Шаг в бессмертье не прост:

Превратиться в растенья,

Дотянуться до звезд…

Даже если безвольно

Плюнуть и умереть, –

Врут, что мертвым – не больно.

Это – как посмотреть…