Не иначе как перелётная птица, возвращаясь домой из Африки, заночевала однажды вечером у Еремеева на балконе. Ну, кто бы ещё мог нашептать Александру Ивановичу о том, что в далёкой Эфиопии можно запросто приобрести партию пуховиков буквально за копейки? Положим, с птицей все ясно: переночевала да и подалась к себе на родину — в одну неприметную рощицу под Рязанью. А вот с Еремеевым приключилась целая история.

Началось все в четверг пополудни, часа примерно в четыре. Помнится, Еремеев вернулся домой задумчивым, чуть ли не малахольным, долго возился в прихожей, переобуваясь в тапочки, и пошёл после этого не на кухню, как всегда, а двинулся в ванную, где минуть пятнадцать шумел водой и фыркал, словно морж в зоопарке. И лишь отфыркав своё, показался, наконец, на глаза супруге — весь мокрый, взъерошенный и решительный.

— Так что готовь, Эльвира, чемодан — скоро в Африку еду! — объявил Еремеев, и для начала подсел к столу. — Что там у нас? Опять пельмени в горшочке?

— В горшочке, как ты и просил, — отвечала супруга.

— Могла бы и два горшка на стол поставить. Или три, — ворчливо заметил Еремеев,. — Я ведь тебе не профессор какой, мне калории ох как нужны! Да ты не суетись, второй попозже подашь. Когда я с первым управлюсь.

И споро заработал вилкой, отложив разговор про Африку на сладкое.

Еремеев не лгал: действительно, профессором он ни разу не был. Как начал году в восемьдесят восьмом с кладовщика, так двадцать с лишним лет по складской части и проработал. Потом склад акционировали, а Еремеев опять при нём. Святое дело! Тем более что у склада были не только надёжные стены, но и солидная крыша, преимущественно генеральского состава.

— Так вот, значит, Эльвира, решил я в Африку съездить, — продолжил Еремеев после того, как с горшками было покончено. — На пальмы хочу посмотреть, да и вообще… По делам туда еду. Да я со своей работой, считай, года четыре как в отпуске не был! Давно бы отдохнуть пора.

— Может, и меня с собой в Африку захватишь? — робко спросила супруга. — Вместе бы на пальмы и смотрели. Опять же, обеды бы тебе варила…

Но Еремеев так выразительно на неё посмотрел, что проблема африканских обедов отпала как бы сама собой. Обидевшись, супруга загремела посудой. А Еремеев допил кофе и отправился в свою комнату, где плотно подсел к столу и занялся необходимыми вычислениями.

Если кто-то думает, что в наше время съездить за границу так же легко, как смотаться в Бирюлёво на дачу, тот сильно ошибается. Сотни вопросов буквально сваливаются на голову каждому, кто вознамерился провести уик-энд где-нибудь в Гонолулу у двоюродной тёти. И какие, замечу, вопросы! Прямо оторопь берет. Например, какая водка лучше всего подойдёт в качестве презента — «Господа офицеры», «Чарка» или обычная «Капель»? А главное, сколько бутылок?

Опять же, закуска нужна. Интересно, красная икра пойдёт? Или все таки на чёрную настраиваться?..

Вопросов было много, и на каждый из них необходимо было дать хотя бы приблизительный ответ. Удивительно ли, что в тот день Еремеев засиделся за столом далеко за полночь? Уже давно был выключен свет, и супруга спала, не дочитав у Марининой в «Шестёрках» полторы странички, а из-за двери комнаты, где засел Еремеев, все ещё доносился озабоченный шепоток:

— Значит, бутылка «Капели» и бутылка «Капели» — получается две бутылки «Капели», да по сорок восемь рубликов за штуку, это девяносто шесть целковых, да закуска сюда же… А может, в Африке без закуски пьют? Да, ещё десять рублей дяде Лёше из Внукова-1, чтоб чемодан аккуратно погрузил… И до хрена же расходов получается!

Однако, посчитав прибыль, которую можно извлечь из африканских пуховиков после их реализации на заснеженных российских просторах, Александр Иванович воспрянул духом и пришёл к выводу, что поездка должна получиться фантастически выгодной. Шутка ли, три тыщи процентов прибыли с каждого пуховика? С ума сойти можно!

«А потом ведь ещё и поторговаться можно, — думал Еремеев, уже засыпая. — Бутылку местным грузчикам поставлю, так они мне пару лишних пуховиков запросто в самолёт кинут. Им-то какая разница, сколько штук я с собой повезу?»

С такими вот мыслями Еремеев и уснул. И спал, как всегда, без отягчающих сновидений.

А со следующего утра все и началось: паспорта, билеты, визы, вещи, «Капель»… Да, и подполковнику Сидорову неплохо бы звякнуть. Словом, остаток этой недели и четыре следующих прошли у Александра Ивановича в трудах и заботах. Эльвира Витальевна сначала дулась на своего супруга и все норовила то суп ему недосолить, а то отбивную недожарить. Но потом успокоилась и принялась активно помогать Еремееву, в частности, лично собрала ему в дорогу венгерский чемодан на молниях. А «Капель» и прочие сувениры Александр Иванович решил в отдельную сумку положить.

Накануне отъезда Еремееву позвонил уже мелькнувший в предыдущем абзаце подполковник Сидоров.

— Ты, главное, не волнуйся, Александр Иванович, ежели что, мои ребята прикроют, — пообещал Сидоров. –Так что спокойно ходи по ихнему рынку, присматривайся, торгуйся… Только не переборщи! Короче, наводи с местными грузчиками контакты. Да, и самое главное не забудь…

— Что — не забудь? — переспросил Еремеев.

Но здесь как раз в трубке щёлкнуло, послышались короткие гудки, и конец предложения сгинул в телефонном проводе. Пришлось перезвонить. Голос дежурного сообщил, что подполковник Сидоров уже ушёл домой и раньше понедельника на работе не появится. А дома, кстати, ответили, что Сидоров уже четвёртый день как на работе пропадает! Вот как очередной орден получил, так с тех пор дома и не показывался.

«Ладно, приеду из Аддис-Абебы, тогда уж о главном у Сидорова и спрошу», — решил Еремеев. И на следующее утро уже ехал первым трамваем в сторону Эфиопии.

Однако, прежде чем улететь в далёкую Аддис-Абебу, Еремееву пришлось пять часов проторчать в аэропорту Шереметьево-1.Там Александр Иванович чуть было не заблудился в чужих вещах. Бог знает, сколько времени ему пришлось бы скитаться среди тюков и чемоданов, если бы часы оказались без компаса. А так, сориентировавшись во всех частях света, Еремеев взял азимут на ближайший Эверест из картонных коробок и вскоре уже был у его подножья.

А дальше все было легко и просто. Так, где у них там посадку на самолёт объявляют? Прикинем. Значит, 35 градусов 42 минуты северной широты, 76 градусов 15 минут восточной долготы… Стоп! А там кто стоит? Да это же подполковник Сидоров, собственной персоной. Перед стойкой с надписью «No exite» прохаживается.

— Спешить надо, Иваныч, пока место не заняли, — деловито сказал Сидоров, не здороваясь. И повёл Еремеева кружным путём к самолёту компании «Afrikan airlines». — Как прилетишь к ним в Африку, не забудь мне телеграмму прислать, — давал подполковник на ходу последние наставления. — Так, мол, и так, тётя здорова и замуж выходить пока не собирается. Запомнил?

— Не собирается, — старательно повторил Еремеев. — А почему, интересно?

— Много будешь знать — хрен до Аддис-Абебы долетишь! Шучу, — и в самом деле пошутил Сидоров. — В общем, Александр Иванович, твоё дело маленькое: ходить, торговаться… И пока все. Ты, я слышал, партию пуховиков решил прикупить?

— Решил, — сурово отвечал Еремеев.

— Ну и молодец, что решил. Пуховик, он и в Африке — пуховик! Не то, что наша телогрейка, — похвалил Сидоров. — Только ты там, Иваныч, гляди в оба: на рынке народец шустрый! Кошелёк стырят — и не посмотрят, что издалека прилетел. И руками там поменьше размахивай, а то без часов останешься… А вот, кстати, и твой самолёт.

Остановились у трапа и помолчали с минуту.

— Пора! — торжественно произнёс Сидоров. — Лети, значит, Саня… Да, и вернуться не забудь.

— Не забуду, — пообещал Еремеев, и побежал вверх по трапу, который уже готовился отъезжать от самолёта.

— Стой, Иваныч! Я же тебе ещё самое главное не сказал! — крикнул Сидоров беглецу вослед. Но тот лишь махнул рукой и юркнул в чрево «Боинга». Тотчас же взревели турбины, и самолёт начал выруливать на взлётную полосу, покачивая крыльями, как канатоходец балансиром.

«Хороший он парень, этот завскладом. А главное, надёжный, — думал Сидоров, возвращаясь из Шереметьева-1. — Но вот „Капели“ он, кажется, мало захватил. И „Чарки“ лишних пара бутылок ему бы не помешали». И тут же позвонил знакомому в Анкару, чтобы встретил Еремеева в аэропорту и передал ему хотя бы литра два… Или даже три литра «смирны» пусть в сумку положит. Ничего, не обеднеет. А Еремееву без презента появляться в Аддис-Абебе никак нельзя. Кто его знает, какие там у местных грузчиков аппетиты?

Словом, в Аддис-Абебу Еремеев летел уже с двумя сумками — своей и той, что ему вручил в Анкаре какой то хмурый турок в штатском. Когда «Боинг» проваливался в воздушную яму, в сумках булькало: в одной — тихо и сдержанно, в другой — громко и от всей души.

А здесь как раз загорелась в салоне надпись, призывающая пассажиров застегнуть ремни, и дальше скучать Еремееву уже было некогда. Проверка паспортов, выдача багажа, таможенный контроль, поиски такси на жуткой африканской жаре… Да, и грузчику на чай хотя бы доллар дать не забыть, иначе поразбивает он в сумках со зла все, что булькает.

Но вот проверили, выдали, взяли на чай, привезли. Однако в гостинице все номера оказались занятыми.

— Да вы хотя бы в вестибюле мне раскладушку поставьте! — взмолился Александр Иванович, от волнения переходя на знакомые реалии времён глубокого застоя. Но портье лишь пожимал плечами, бормоча как заведённый:

— No andestend! — мол, не понимаю ни хрена. И отводил глаза в сторону.

Вздохнув, Еремеев вынул из сумки бутылку «Капели».

— O! Yes, my friend! — моментально оживился портье, лихо брякнул на стойку ключ и добавил на чистом русском: — Номер типа люкс. Гад буду, начальник!

Еремеев застыл, поражённый.

— Это они от наших туристов научились, — раздался за спиной голос соотечественника. Еремеев обернулся. Мужчина скромной наружности улыбался ему во все пломбы. — Будем знакомы: Кривоножко, Вадим Петрович. Божьей милостью предприниматель, правда, без образования юридического лица, — отрекомендовался соотечественник, и протянул ладонь дощечкой.

Пришлось дощечку пожать.

— Еремеев…

— Отлично! А вы, как я полагаю, первый раз в Аддис-Абебе? — Еремеев кивнул в ответ. — Я так и понял. Подождите, сейчас ключ от номера возьму…

И Кривоножко со стуком выставил перед портье бутылку «Банкира».

Поднялись наверх, завернули в номер к Еремееву, выпили по сто пятьдесят и разговорились.

— Пуховиков, говорите, решили здесь прикупить? Что ж, неплохо, неплохо, — Кривоножко снисходительно похлопал Еремеева по плечу. — Но лично я на плоды киви нацелился. Думаю, тонны три запросто подниму. Погружу ящики в самолёт — и в Воркуту. Там киви очень даже неплохо идёт… Да, кстати, Иваныч у тебя десять долларов не найдётся, чтобы мне свою сотню в трамвае зря не разменивать?

Десятка нашлась. Кривоножко горячо поблагодарил соотечественника и убежал искать киви в ящиках. А Еремеев завернулся в мокрую простыню и свалился на кровать, под ледяную струю кондиционера. Погоды в Аддис-Абебе в тот год стояли жаркие.

Утром Еремеев был уже на ногах. Наскоро перекусив тем, что с вечера осталось, Александр Иванович поспешил на местный рынок. А по дороге завернул на почту и дал телеграмму насчёт тёти, мол, жива здорова и замуж пока не собирается.

— И правильно делает, что не собирается, — сообщил в тот же день подполковник Сидоров своему непосредственному начальнику — полковнику Петрову. — Вот если бы Кривоножко не десять, а сто долларов у Еремеева взаймы попросил, тогда, конечно… Тогда бы эта тётя как минимум простуду подхватила!

Что же до Еремеева, то бродил он по рынку часа полтора, но так ничего и не нашёл. То есть все было на прилавках: и маечки хоть куда, и сандалеты на любую ногу. А вот пуховички так ни разу на глаза и не попались. Выходит, зря наболтала залётная птичка из под Рязани?

Избороздив рынок вдоль и поперёк, Еремеев слегка подустал и зашёл в местное кафе — хлебнуть оранжада со льда. Тут его и застал давешний знакомый Кривоножко.

— Привет соотечественнику! — воскликнул давешний, и взмахнул стодолларовой бумажкой. — Слышь, Иваныч, ты на мелочь не богат? Горло хочу промочить, а у них сдачи нет.

Пришлось притвориться богатым. Кривоножко хлебнул оранжада и ожил прямо на глазах.

— Ты представляешь, Иваныч, что я нынче в трамвае услышал? С завтрашнего утра негры собираются цены на пуховики взвинтить.

— Как — взвинтить? — ахнул Еремеев.

— Да вот так. Молча! — рубанул Кривоножко, не глядя: и так знал, что не промахнётся. — Теперь меньше чем за пятьсот долларов пуховик не укупишь.

Кока-кола зашипела у Еремеева в горле.

— Пятьсот? Вот ведь, черт! — закашлялся он, огорчённый.– Из соболей они, что ли, пуховики здесь шьют?

— Иваныч, могу помочь, — пришёл на помощь Кривоножко. — Говори честно, сколько тебе пуховиков? Тыщу, две?

— Да хотя бы штук сто…

— Нет проблем! Сделаем, — Кривоножко хлопнул Еремеева по коленной чашечке. — Есть у меня один знакомый на примете — Джон Буль. Это по-эфиопски. А по-нашему — просто Женя. Да вот же он сам к нам идёт!

И точно, уже подходил к Еремееву негр ростом шкафа в полтора, и улыбался пухлыми аддис-абебовскими губами. Степенно поздоровался по-английски, добавил на международном русском «Трасите, корефана!» И тут же без приглашения присел за столик, да так уверенно, словно бы из-за него и вовсе не выходил.

— Вот это Джон Буль и есть, — восхищённо сказал Кривоножко. — Ну, вы тут пока пообщайтесь насчёт пуховиков, а я пойду свои киви поищу…

— А может, ко мне в гостиницу поедем? — предложил Еремеев. — Смирны попробуем, поговорим по душам…

— Отличная мысль, — подхватился Кривоножко. — Едем! Только ты, Иваныч, имей в виду: больно такси здесь дорогое…

Приехали в гостиницу, сели как водится за стол и приступили к делу. Торговались недолго — часа полтора. Сначала Джон Буль упирался и отнекивался, но, выпив и закусив, пообещал подумать. И тут же принялся усиленно шевелить мозгами, после чего торг пошёл гораздо быстрей. А когда Еремеев откупорил ещё турецкую, Джон и вовсе расслабился: раза два сочно выругался по-русски, а один раз довольно внятно произнёс на чистейшем английском: «А на хрена попу гармонь?» После чего обречённо махнул рукой: мол, забирай, Иваныч, пуховики, да и дело с концом! Сколько надо, четыреста штук? Бери! Короче, по пять долларов за пуховик и сговорились.

Две тысячи долларов зелёным веером легли на стол, и тут же их со скатерти словно ветром сдуло. Не удержался на стуле и сам Джон Буль — тем же ветром вынесло его из номера, только шум по лестнице пошёл. Кривоножко, напротив, оказался парнем крепким — таки усидел за столом. Пришлось ещё одну турецкую открывать, но это уже под самую развязку.

Уходил Кривоножко по частям. Сначала добрался до туалета и там застрял примерно на полчаса, потом переместился в прихожую — и немного подремал в поисках двери. Наконец, открыл, что искал, и вежливо выпал в коридор, где Кривоножко и подмела охочая до мужиков уборщица. Словом, чинно все получилось и пристойно. Еремеев, помнится, даже порадовался за соотечественника: а молодец Кривоножко, умеет, собака, пить! Не то что Джон Буль… И тотчас же Александру Ивановичу от этих мыслей стало дурно.

«Деньги-то я отдал, а вот насчёт пуховиков и не договорился!» — подумал Еремеев с запоздалой тревогой. И правда, четыреста пуховиков — не четыре штучки, их голыми руками не принесёшь. А между тем, про машину и разговора не было. Так что не ясно, кто будет шофёру платить — Еремеев или Джон Буль? А кто машину будет разгружать — Джон Буль или Еремеев?

Короче, мыслей появилось столько, что ясно было: в одиночку их не разгрести. Тотчас же Еремеев ойкнул и помчался за помощью к Кривоножко. Однако номер у соотечественника оказался закрытым на два замка, а спросить, куда делся постоялец, было не у кого, кроме как у дверной ручки.

Пришлось спускаться вниз — к портье.

— No andestend! — сказал тот. Подумал и добавил на русском языке. — Ноги сделали!

Как долетел Александр Иванович до дома, одна лишь «Afrikan airlines» и знает. Хорошо ещё, что билет на самолёт был куплен заранее, иначе супруга Эльвира Витальевна до сих пор бы мужа ждала. Пролетая над Анкарой, Еремеев вспомнил по «смирну» и невольно сглотнул слюну. От пары стопок турецкой он бы, пожалуй, не отказался…

— Как съездил? — спросила супруга, увидев бледное мужнино лицо. — Отдохнул среди пальм? А товар — привёз? Покажи!

А что мог ей Александр Иванович показать, кроме классической фиги?..

* * *

Здесь можно было бы и закончить рассказ о бедном предпринимателе Еремееве, нагло обобранном в далёкой Эфиопии, однако ставить большую лиловую точку после слова «фига» автору, право, не хочется. И вот почему.

Рассказ должен быть таким, чтобы и читателю было в нём уютно, и автору за героя не стыдно. А то ведь каким-то хроническим недотёпой Еремеев в рассказе выглядит. Нехорошо это. Нежизненно! Здесь иная концовка нужна. Хотя бы такая.

Не успел Еремеев как следует голову от Эфиопии подлечить, как позвонил по телефону подполковник Сидоров:

— Гражданин Еремеев? А я вам кое-что хочу передать… Да, ваши законные. Приезжайте, вместе и пересчитаем. Жду!

И часа не прошло, как Еремеев уже сидел в кабинете у Сидорова.

— Мы этого Кривоножко прямо в Шереметьево взяли. И Джона Буля в придачу. Сейчас оба у нас сидят, объяснительные пишут. А денежки — вот они, ещё тёплые. Пересчитайте! И распишитесь, вот здесь…

Вот это и есть приятная читателю концовка.

Нет, ещё один маленький штрих. Уже собираясь уходить, Еремеев спросил у Сидорова:

— А что вы мне хотели тогда, в аэропорту, сказать? Ну, помните, ещё крикнули: мол, самое главное то я тебе и не сказал! Что это за главное такое?

— Ах, это! — тонко улыбнулся подполко… нет, уже полковник Сидоров. — Ну, как же, помню, был такой эпизод. А хотел я тебе, Александр Иванович, вот что сказать…

Извините, но это уже конфиденциальная информация.