Во дремучем лесу, где людской не отыщется след,
А дубы до сих пор от хазарского стонут набега,
Под ракитным кустом
                    откопал я партийный билет,
Что на Вещего выписан был, предположим, Олега.

Тотчас в голову Пушкин полез,  XIX-й век,
Верный конь,  гробовая змея, и о тризне чего-то…
Но ни строчки о том, 
                      кем работал в райкоме Олег
И какую он вёл, извиняюсь, с дружиной работу.

Про пиры написал, и про то, как отмщали врагу,
И кудеснику он посвятил аж четыре куплета,
А про взносы партийные Пушкин А. С. - ни гу-гу!
Вот и верь после этого в главного, скажем, поэта.

Долго-долго стоял я,
                    согнувшись под грузом морщин,
Над билетом чужим
                  от великой тоски столбенея.
"Ай да Пушкин! -- шептал, 
            -- Ай да бисов, замечу я, сын!"
И шумели дубы
                о партсъездах времён Берендея.