Во дремучем лесу, где людской не отыщется след,
А дубы до сих пор от хазарского стонут набега,
Под ракитным кустом
откопал я партийный билет,
Что на Вещего выписан был, предположим, Олега.
Тотчас в голову Пушкин полез, XIX-й век,
Верный конь, гробовая змея, и о тризне чего-то…
Но ни строчки о том,
как работал в райкоме Олег
И какую он вёл, извиняюсь, в дружине работу.
Про пиры написал и про то, как отмщали врагу,
И кудеснику он посвятил аж четыре куплета,
А про взносы партийные Пушкин А. С. - ни гу-гу!
Вот и верь после этого в главного, скажем, поэта.
Долго-долго стоял я,
согнувшись под грузом морщин,
Над билетом чужим
от великой тоски столбенея.
"Ай да Пушкин! -- шептал,
-- Ай да бисов, замечу я, сын!"
И шумели дубы
о партсъездах времён Берендея.