Без пятнадцати десять на крыльце трехэтажного дома с колоннами встретились два человека. Один из них — средних лет и с приятным лицом — только что вышел из подъезда и не успел еще застегнуть кожаный плащ на все пуговицы. Другой же, не менее приятный, напротив, только готовился сдавать пальто в гардероб, а потому был пока ещё застегнут по самое горло.

— Иван Емельянович! И вы сюда же? — улыбнулся тот, что в плаще.

— Как все, так и я, Эдуард Эдуардович, — усмехнулся застегнутый.

— И подписи уже собрали? — полюбопытствовал с приятным лицом.

— Собрал, — кивнул не менее приятный.

— Так… Конкурент, значит? — строго спросил первый.

— Да еще какой конкурент! — сурово ответил второй.

Оба смерили друг друга оценивающим взглядом и разошлись в разные стороны. Тот, кто в плаще, направился в типографию — заказывать предвыборные плакаты. А тот, кто в пальто, двинулся в избирком — регистрироваться как кандидат на предстоящих выборах.

А что, в городе N. ожидались какие то выборы? Ну, как же, город только этим и жил! Все в мире, казалось, в те дни крутилось вокруг должности мэра, к тому времени благополучно отслужившего положенный ему срок. Место мэра освобождается? Это, знаете ли, серьезно! Так удивительно ли, что любое мало-мальски примечательное событие рассматривалось отныне лишь в качестве своеобразного гарнира к некоему пикантному блюду под названием «кандидат на должность главы городской администрации».

В самом деле. Чихнет ли ненароком Эдуард Эдуардович, Степан Петрович ли выйдет утречком на балкон и воскликнет от полноты чувств: «А и хорошо же, черт его дери!» — тотчас же всякий возглас и любой чих спешат подхватить и растиражировать местные газеты. А там — держись! «Этого кандидата и черт не дерет!» — возмущается одна газета. «Наш балкон — с краю», — заявляет другая. А третья подумает, подумает, да как забабахнет на всю страницу: «Это кто там чихает с правой?!». И не захочешь, а статьей зачиха… пардон, зачитаешься.

Как бы то ни было, а мэром желали стать многие. В первую же неделю в избирком пришло человек шестнадцать, потом — еще двадцать пять… Короче, и двух недель не прошло, а коробок с подписными листами натащили столько, что председатель комиссии Баобабс вынужден был собрать экстренное совещание.

— С этим пора кончать! — громогласно заявил Баобабс, и обвел членов избиркома решительным взглядом. — На одно место у нас уже пятьдесят человек набирается. Это же с ума сойти можно!

— Уже не пятьдесят, уже больше, — донесся голос с третьего ряда. — Нынче утром еще четыре ящика… в смысле, кандидата зарегистрировали.

— Вот я и говорю: с этим пора кончать, — гнул свое Баобабс. — Какие будут мысли, предложения? Выкладывайте.

— Может, количество избирателей в подписных листах поднять? — предложил третий ряд. — Скажем, тысяч до сорока?

— Смысла нет, — отмахнулся председатель избиркома. — Да им хоть сорок, хоть пятьдесят тысяч поставь, все равно подписи наберут. В крайнем случае, залог оставят.

— А если кандидатов по возрасту ограничить? — не сдавался третий ряд.

— Нельзя. Нарушение закона! И по национальному признаку ограничивать нельзя. И по половой принадлежности — тоже. Вообще никаких ограничений нельзя.

Члены избиркома опустили головы.

— А может быть, на правах лотереи регистрацию кандидатов проведем? — отчаянно выкрикнул третий ряд. — Сделаем все, как положено: барабан с номерками поставим, пару девушек из варьете пригласим…

— Да нельзя нам барабан, поймите! И девушек нельзя! — чуть не простонал Баобабс. — Вообще ничего нельзя, что не по закону… Ни че го шень ки!

— Тогда остается одно: регистрировать всех подряд, — вздохнул третий ряд. На том и порешили.

Добрались до цифры 76, и на этом вроде бы остановились. День прошел — никого, два прошло — никого…

— Нам бы до вечера продержаться! — воскликнул председатель избиркома под самый занавес регистрации. И словно сглазил Баобабс! Аккурат за пять минут до окончания рабочего дня в избирком притащился девяностошестилетний Павел Аверьянович, который ещё с Гражданской войны общественной работой занимался. Да ещё не один пришёл, а сразу с двумя — Игорьком и Серёжей.

— Ты не волнуйся, старик, мы рядом будем, — сказал Сережа. А Игорек демонстративно поддернул рукава своей курточки с наворотами.

— Да уж позову, если что, — пообещал Павел Аверьянович, и отправился прямо к Баобабсу.

При виде посетителя с картонной коробкой в руках председатель слегка позеленел от волнения.

— Там, в приемной, за вами очередь никто не занимал? — тревожно спросил он. — Нет? Ну, слава Богу!.. — Взглянул на коробку и кисло добавил: — Что, дедушка, и вы решили в мэры податься?

— А то! — Посетитель соколом глянул из-под нестриженных бровей. — Я и голосов поднабрал по такому случаю…

— Сколько? — быстро спросил Баобабс.

— Восемь тысяч сто штук! — похвастался Павел Аверьянович. — Да у меня и программа своя есть. Не боись! Я в ней про все написал. И экологию, понимаешь ли, зацепил, и чтобы пенсию вовремя носили…

Короче, зарегистрировали.

Было это двенадцатого числа. А уже тринадцатого все и началось. Сразу семьдесят семь кандидатов вышли на тропу предвыборной борьбы за кресло мэра. А такое, согласитесь, не каждый день случается.

Тринадцатого же и приключился первый казус. Приехавший в Клуб железнодорожников на встречу с избирателями, Эдуард Эдуардович неожиданно узнал, что актовый зал здесь уже арендован на месяц вперед, так что ни с какой программой здесь до самых выборов уже не выступишь.

— Прямо безобразие какое то! — гремел оскорбленный кандидат, с отвращением прислушиваясь к голосам, доносившимся из зала. Там как раз конкурент Эдуарда Эдуардовича, застегнутый на все пуговицы Иван Емельянович то ли на что то отвечал, а то ли что то кому то доказывал. — Мне сейчас куда прикажете идти? Может, прямо в вестибюле начать с избирателями разговаривать?

— Попробуйте в бывший Дом пионеров сходить, — посоветовали кандидату. — Там вроде бы народу поменьше, как раз успеете к ноябрю выступить.

Но и к бывшим пионерам можно было попасть, лишь отстояв огромную очередь. Объехав с десяток Домов, Дворцов и клубов, Эдуард Эдуардович смог наконец то пристроиться к кандидатам от какой то весьма бойкой партии, сумевшей обеспечить выступления своим лидерам не только в красном уголке местной грязелечебницы, но даже во Дворце спорта, — правда, не в зале, а в раздевалке, но и то неплохо. Во всяком случае, Эдуард Эдуардович успел не только убедить, дать почувствовать и пообещать, но и весьма успешно отбить наскок одного пробравшегося в раздевалку недоброжелателя. А именно, на вопрос: «Да откуда же вы денег на ремонт крыши Дворца спорта возьмете, когда здесь уже и стены то рушатся?» — Эдуард Эдуардович отвечал с улыбкой: «А кто вам сказал, что я ремонт именно с крыши начну? Мне как мэру и на стенах работы хватит!». После чего кандидату долго и отчаянно аплодировали, а недоброжелатель умолк и до конца выступления сидел и не высовывался.

Где и как выступали остальные семьдесят шесть кандидатов, доподлинно неизвестно. Хотя… Взять того же Ивана Емельяновича: какую он речь, извините, в столовой Дома печати завернул! А Степан Петрович как мастерски на перроне железнодорожного вокзала с пассажирами дискутировал? Да, запомнился еще этот, с бородой… или — без бороды, но в очках? Ну, пусть так: все равно запомнился. Как же, славно в очках насчет городской канализации выступил! Подхватили его, помнится, избиратели, приподняли и понесли… А куда — неясно до сих пор. Но большого, большого шума он наделал.

Последняя неделя перед выборами была нервной, бестолковой, но многообещающей. К тому времени выяснилось, что в кресло мэра намереваются сесть лидеры четырех партий, тридцати двух общественных организаций и сорока движений, плюс независимый кандидат — герой Гражданской войны Павел Аверьянович. Ну, с партиями и движениями еще куда ни шло: послушали их — и забыли. А вот Аверьяныч, как прозвали его избиратели, успел многих, многих на свою сторону перетянуть.

Бывало, выведут его на сцену под руки Игорек с Сережей, поставят перед микрофоном где нибудь в Клубе любителей служебного и декоративного собаководства, а у Аверьяныча уже целая речь заготовлена. Вот он глянет из-под бровей, откашляется в ладошку — и в упор: «А между прочим, граждане избиратели, я одно вам могу сказать: собачкам ведь, тоже — кушать хочется! А зарплаты у вас какие? Плюнуть и растереть. Ни на какие „Педи гри“ не хватит!» Тотчас же заблестят глаза у владельцев чау-чау и болонок, уронит слезу хозяин таксы, и прослезится юноша Стасик с карликовым мопсом на руках… Ох, и заботливый же Аверьяныч -кандидат: как тонко он проблемы городского собаководства понимает!

И сразу ясно как божий день: ну, все, все пойдут за Аверьяныча голосовать. И такса пойдет, и болонка отправится, и чау-чау к урне побежит. А карликовый мопс не только сам на избирательный участок придет, но еще и юношу Стасика с собой захватит.

Незадолго перед выборами открылся в городе N. и тотализатор. Пишущий эти строки собственными ушами слышал такой диалог, произошедший между двумя избирателями.

— Вы на кого думаете ставить, Женя? На Эдуарда Эдуардовича? Знаете, я не советую.

— Но почему же, Лев Львович? Кандидат что надо! И возраст вполне подходящий, и на лицо приятный.

— С лица воды не пить… Группа поддержки у вашего кандидата на обе ноги хромает! Боюсь, Эдуард Эдуардович и двух процентов голосов не наберет.

— Может, на какого нибудь аграрника поставить, чтоб помоложе да порезвее? Авось да первым к финишу придет?

— Аграрник, говорите? Да что вы! Прямо же на старте засбоит, и хлыста не побоится! Мой вам совет: ставьте- ка вы на Семена Кирсановича. В ординаре, разумеется. Не промахнетесь! Да, и не забудьте меня в кафе «Арлекино» найти, как свой выигрыш получать придете.

Ну что тут скажешь? На Семена Кирсановича в основном и ставили. Да еще на застегнутого по самое горло… Как, бишь, его? Ах, да, Иван Емельянович. На Степана Петровича тоже надежды возлагали, хотя и небольшие: шел Степан Петрович в тотализаторе как три к одному. А вот Аверьяныча совсем в расчет не принимали.

А зря! Аверьяныч хоть тихий, а за месяц успел чуть не всех городских собак на свою сторону переманить. Ну а где собака — друг человека, там и сам человек, в смысле, собаковладелец. Вот тебе и голос избирателя, как с куста! А если учесть, что в городе N. очень любили не только чау-чау, мопсов и такс, но и бульдогов, и гончих с лягавыми, да и овчарок тоже уважали, ясно становится любому и каждому: крепко стоял Аверьяныч на своих предвыборных ногах! Так крепко, что сам Семен Семенович ничего с Аверьянычем поделать не мог, а Эдуард Эдуардович, кстати, ему еще и завидовал.

И вот — наступил день выборов, и потянулись на избирательные участки законопослушные горожане. Заурчали урны, принимая в свое чрево заполненные бюллетени, и мелким бисером покрывались лица семидесяти шести кандидатов, ожидающих подсчета голосов. А уж кто на кандидатов поставил, те вообще ни есть, ни пить не могли. Так вот, с утра натощак, за выборами и следили.

Если кто не потел в этот день, так это кандидат №77 — Павел Аверьянович, девяноста шести лет от роду. Он тихо покоился в кресле и глядел по телевизору всё подряд, начиная с Гражданской войны и заканчивая перестройкой. А Сережа с Игорьком чинно сидели у Аверьяныча в ногах и тихо беседовали про «Мумий Тролль» и «Агату Кристи».

В два часа ночи пришли к Аверьянычу разбираться, но вышли Серёжа с Игорьком — и очистили подъезд. В три часа постучал неизвестный в окно и поздравил с победой. А в четыре часа утра пришел сам Баобабс.

Председателя избиркома Аверьяныч принял по царски, даже стакан чаю ему предложил. А вот стать мэром отказался наотрез.

— Ты бы кого помоложе нашел, сынок, — сказал Аверьяныч. На этом аудиенция и закончилась.

А потом по городу разошлись слухи, что никакого Аверьяныча и на свете то не было, и что предвыборными делами занимались Сережа с Игорьком, личности кое-где хорошо известные. Они то, якобы, и сорвали огромный куш в тотализаторе, поставив на лже-Аверьяныча все, что могли. А получив выигрыш, тут же отбыли в стольный град Москву. Ищи свищи теперь Сережу с Игорьком где-нибудь в Бирюлево!

Сгоряча избирком вознамерился устроить перевыборы, но казна оказалась пустой, прямо хоть по рублю скидывайся. Попробовали было посадить в кресло мэра небезызвестного Семена Кирсановича, набравшего наибольшее количество голосов (после Аверьяныча, разумеется), но возмутился Эдуард Эдуардович: такую бучу в печати поднял! «Нелигитимно!», — кричал он, да так, что аж в соседнем городе было слышно. Срочно кинулись проверять у Семена Кирсановича голоса — и оказалось: точно! Аккурат одного голоса для лигитимности не хватает.

— А вот не стоять же креслу без мэра! — воскликнул решительный Баобабс. — Не бывало еще такого на Руси, чтобы свято место пустым оставалось!

И заявил во всеуслышанье, что уж коль пошла такая петрушка с лигитимностью, а денег в казне все одно — нет, нужно оставить в высоком кресле прежнего мэра, да и дело с концом. А выборы годика через три четыре повторить. Ежели, конечно, к тому времени казна пополнеет.

*   *   *

— А куда казна денется? Пополнеет, конечно, — говорит Эдуард Эдуардович — тот самый, в плаще и с приятным лицом.

— Да откуда? Не пополнеет! — возражает ему Иван Емельянович, застегнутый на все пуговицы.

Оба смотрят друг на друга оценивающим взглядом и расходятся в разные стороны. Эдуард Эдуардович, застегивая на ходу плащ, устремляется в Клуб железнодорожников — заранее резервировать себе местечко для встречи с избирателями в будущем году, а Иван Емельянович, расстегивая пальто, скрывается в доме с колоннами.

Верные люди шепнули ему, что на предстоящих выборах количество кандидатов возрастет примерно в пять- шесть раз, поэтому очередь к Баобабсу на сдачу документов нужно заранее занимать.

Впрочем, по слухам, предизбиркома Баобабс со вчерашнего дня находится в бессрочном отпуске.